Нам не дано забыть!

Работа была написана ученицей 9 "В" класса в 1975 году Лебедевой Лидой. Ее отец, Лебедев Николай Иванович, участник Великой Отечественной войны, не любил вспоминать то горькое время. И только когда он был приглашен в школу на встречу с учащимися, Лида впервые услышала рассказ отца о войне.

Росла она в многодетной семье с отцом, матерью и двумя сестрами на улице, которая упиралась в озеро. Воспитывалась в труде и ответственности за домашние дела и учебу.

Стройная красивая девушка отлично училась, хорошо пела, читала стихи, была активной участницей школьных дел. Ответственно, добросовестно относилась ко всем поручениям. Ее уважали учителя и одноклассники за принципиальность, взаимовыручку.

После окончания школы поступила в Саратовский университет на механический факультет. Окончив учебное заведение, вышла замуж и уехала по месту работы мужа в город Североморск, где работала на закрытом военном предприятии. Она рано ушла из жизни, но ее светлый образ помнят учителя и одноклассники.

МЫ ПОМНИМ!

" Люди!.. О тех, кто уже не придет никогда,-

Заклинаю, — помните!"

Р. Рождественский.

Ты никогда не прочтешь этих строк. Ты погиб, когда меня еще не было на свете. Смуглый, светловолосый юноша с шевелюрой, красивыми чертами лица весело глядит со страницы журнала. Кто ты, парень?

Таких, как он, было много. Неизвестный герой. Быть может, он был моим ровесником, наверное, ему тогда было лет семнадцать. Я внимательно смотрю на фотографию, и не хочется верить, что этот веселый парень никогда больше не засмеется своим молодым звонким смехом,- его уже давно нет в живых.

Мне знакомы имена многих героев гражданской и Отечественной войн — я слышала о них, читала, смотрела кинофильмы. Я люблю этих мужественных людей, испытываю чувство, близкое к преклонению перед ними, но герои многих книг, радиопередач и телеэкрана нередко казались мне далекими, и трудно было представить их в реальной жизни. Но, увидев эту фотографию, я по-настоящему поняла то страшное грозное время, которое унесло жизнь этого юноши. Если бы время распорядилось по-другому. Он мог быть мне отцом…

Я знаю, что победа стоила нам двадцать миллионов жизней. И ни одна из них не отдана зря. Как и жизнь того юноши — короткая и прекрасная. Верны слова: "Никто не забыт, и ничто не забыто".

В той застывшей навеки стране, далекой от нас, но так властно напоминающей о себе, земля все так же пахнет гарью. А здесь, по бокам дороги, леса хранят следы, напоминающие о войне. До сих пор сохранились еще не сглаженные временем рвы, окопы, где все еще находят неразорвавшиеся снаряды, гильзы. Я вижу эти старые, проржавевшие гильзы и думаю: как это страшно, если опять настанет война и снова будет бой, в котором погибнут люди, много людей. Как не хочется об этом думать, когда кругом поют птицы, цветут цветы, а над тобой такое прекрасное, чистое небо. И для того, чтобы ты мог видеть это спокойное небо, тысячи людей отдали свои жизни. Сколько мужества, геройства несли русские люди, отдавая свою жизнь, если этого требовала Родина.

...Щеку отца пересекает глубокий шрам. Когда ему напоминают о войне, лицо его становится жестким, некрасивым, а щека начинает подергиваться. Он не совершил особых подвигов, но я горжусь им, что он был обыкновенным солдатом, не испугавшимся, не спрятавшимся за чужие спины. Он не любит рассказывать о прошедшем, он совсем не любит вспоминать о том, что было с ним в то суровое время. А когда с трудом вытягиваешь из него слова, он морщится, и шрам на щеке подергивается неприятно и долго.

Ровная, совсем голая местность, так, что далеко все видно. Между столбами натянуты электрические провода, колючая проволока, а рядом размеренными шагами ходит часовой. Дальше — высокая стена. На побег нет никаких шансов. Пленных сюда привозят большими партиями, обратно не возвращается никто. Это Дахау, лагерь смерти. Некоторые, попав сюда, долгое время не знали ничего об этом ужасном месте, не знали, что с ними будет. С другими расправлялись сразу. Здесь фашисты убивали жестоко, варварски, наслаждаясь ужасным зрелищем смерти.

… Очередную партию людей ввели в большой, светлый зал. Люди, оглядевшись и не найдя ничего опасного, успокоившись, начинают размещаться в помещении, куда все вводят и вводят людей. Наконец, когда зал был полон, дверь закрывается, и наступает минутная тишина, но вдруг всех окутывает ужасная тьма и пол уходит из-под ног невинных людей. А там, внизу, их уже ждет пламя, раскаленные угли. Бесконечные крики ужаса, боли. Там были женщины, дети… Что же это? Кто же мог придумать такую чудовищную, бесчеловечную казнь?

Здесь был и мой отец. Вместе с товарищами образовали подпольную группу, готовили побег. Но заговор был раскрыт, и смельчакам предстояло дорого за это поплатиться: все они были приговорены к сжиганию в печах.

Отец чудом остался жив. Помог немецкий солдат, который в этом ужасном логове возненавидел свою нацию. Вторичный побег. На этот раз удачный. Но, оказавшись вне территории концлагеря, он еще не был свободным: кругом была чужая страна — Германия, где на каждом перекрестке его подстерегала опасность, на каждом шагу его мог остановить гортанный крик фашиста. Долгое время понадобилось, чтобы добраться к своим. Открылись старые раны, наступившие холода давали знать о себе. Зато какими прекрасными ему показались свои родные места, своя ничем не заменимая родина!

Ветер, теплый весенний ветер сбросил с обелиска белое полотнище — и перед народом встал солдат. Стоял как на вечной вахте — прямо и строго, только левая рука прижата к груди, словно считая удары сердца. Солдат принимает присягу. Золотыми буквами выведены на обелиске имена тех, кто вот так же в грозный час отдал свои сердца Родине. Вокруг отцветали вишни. Майский ветер кружил в воздухе крохотные белые лепестки, лаская ими суровую щеку каменного солдата. Вдруг до боли, до крика захотелось, чтобы хоть на минутку ожил каменный солдат, увидел плывущие по небу облака, услышал, как пахнет вишневый цвет. Чтоб тронула улыбка лицо юноши, отдавшего свое сердце, как отдают любимой. Нет, он не оживет, не оживут миллионы таких, как он… "Зачем им памятники?" Они нужны не мертвым, нужны живым. Нужны нам, чтобы у их подножий стало до боли, до крика жалко чьей- то расстрелянной юности.

А юноша с портрета весело глядит на меня. Ему было семнадцать… И я не могу представить его почти пятидесятилетним, а вижу его таким, каким он был в тот далекий военный год. Это и ему поставлены памятники и в Москве, и в Волгограде, в Киеве и Бресте, эти памятники сотням тысяч таких, как он. Мы помним!