ДЕЛО БЫЛО В ДЕРЕВНЕ…

…И неважно, какое она имела название. Да и расположение её могло быть где угодно, в пределах, естественно, нашей страны. Так что просто… в деревне.

Пришло в прошлом году в эту деревню "голубое топливо" — газ. Ура! Ждать-то его здесь начали ещё с конца семидесятых прошлого века. Ещё тогда прошёл такой слух. А уже вот и нынешнего века добрый десяток лет пролетел. И целые поколения деревенских мужиков, на чьи плечи каждую осень и зиму возлагались обязанности по заготовке дров, так и уходили в сырую землю, не дождавшись блага цивилизации. Намучились они на этом свете с топорами да с пилами до кровавых мозолей. А сколько поясниц было угроблено в лесных делянах!

И тут: на тебе! Правительственная программа…Газпром…Газификация населённых пунктов… Ну и пошло дело, и поехало! До самой деревни трассу, трубопровод подрядчики уложили за четыре месяца. Неплохо потрудились, ведь добрых пятнадцать километров пришлось им освоить!

Десятки новых небывалых хлопот обрушились на головы сельчан. Где брать котлы? Какие лучше? Плиты поменять бы газовые. Ведь природный газ — это не какой-нибудь баллонный пропан-бутан. А хочется и колонку подключить. Неужели вода горячая всегда в доме будет?! Ванная будет! Вот дожили, так дожили! Радость-то какая! Живи и умирать не надо!

Вечером после ужина сидела чета Шавариных на кухне. Сидели молча, только иногда тяжело вздыхали. Оно и понятно. Одно дело намаялись с хозяйством за длинный летний день. А другое — нужно было решать пока что неразрешимую проблему: где взять денег?

- У людей хоть есть старики-пенсионеры, — первой нарушила молчание хозяйка, — а мы с тобой одни. Эх, где она та пенсия?!

- Тань, ты чего? — недобро покосился на жену Валерий. — Я вот, например, не хочу. Пенсия — это же старость…

- И пусть. Пусть! Надоело горбатиться, копейки жалкие сшибать. Думать о том: купят у тебя сегодня тот литр молока или не купят? Всучишь ты кому-то тот платок пуховый или нет? Не хочу, надоело. И ребёнку помочь чем-то хочется, а скотина очень долго растёт. Раз в год сдашь и всё... — она не причитала, а просто говорила спокойно, будто бы констатировала горькие суровые факты.

- Кому рассказываешь? — нахмурился Валерий. — Давно это всё известно. Давай будем думать, рассуждать по существу вопроса.

- А что тут думать и о чём рассуждать? Телята ещё маленькие — на мясо не годятся. Корову продать — без кормилицы остаться. Сам понимаешь, что это не дело. Пару-тройку коз можно на базар свозить. Только кому они нужны? Сейчас вон всего готового полно в продаже. А с ними колготно: корми, пои, а потом пух дёргай — рви руки. Да с ним и с пухом намаешься, пока до ума доведёшь… Да и сколько там возьмёшь за козу? А на газ много надо.

- Да уж. Я тут подумывал уже насчёт нашей машины. Только старенькая она, да ещё и "шестёрка". Такую модель-то уже редко встретишь. Так что много за неё не дадут.

- Ты в своём уме? Нам же тогда до райцентра не добраться! А зуб заболит — куда бежать? Пешком идти двадцать километров прикажешь? А справки всякие, без которых сейчас жизнь немыслима, где будем брать? Опять же в район надо. Так что без машины мы здесь "никто" и зовут нас "никак".

- Это всё правильно. Ну, а делать-то чего? Без газа сидеть? Снова по осени в балках да лесопосадках спину гнуть? Мне эти дрова и так теперь до самой смерти сниться будут.

- Валер, может, всё-таки уедем в город? Сил больше нет, а нервов вообще не осталось для того, чтобы прозябать здесь!

Валерий на некоторое время призадумался. А после робко и нерешительно заговорил опять:

- И где же мы там жить станем? В картонной коробке за магазином? Здесь всё продашь за копейки, а в городе жильё не докупишься! Лучше я умру в своём сарае, чем бомжом там стану.

- У нас дом добротный, и двор хороший, и вода во дворе, гараж, баня, сараи…

- Ой, вот только не надо! — прервал перечисления супруги Шаварин. — Посчитай сколько их, "добротных" по всей деревне пустует. Что-то никто сюда не рвётся.

- Так газа ж не было, а на дрова не больно-то. Теперь задержатся людишки, да и новые поедут. Цена на жильё подскочит.

Валерий только в сердцах махнул рукой:

- Кто тут задержится? — и тут же ответил на свой же вопрос. — Пенсионеры одни. Газ вовремя оплачивать придётся. А чем? Если работы нет, то и средств не будет.

Они снова некоторое время сидели молча. Только изредка, попеременно, глубоко вздыхали, будто вздохами своими подчёркивали всю тяжесть и безрезультатность мысленных поисков таких нужных, таких недосягаемых и желанных денег.

Наконец, лицо Татьяны слегка повеселело. Было видно, что посетила её неожиданная и, похоже, удачная мысль.

- Валер, а давай один пай земельный продадим? Вот и будут денежки на газ, — на полном серьёзе заявила Шаварина.

Хозяин, и без того мрачный, ещё сильнее нахмурил брови. Эта мысль как-то вскользь уже проблёскивала в его крестьянской головушке, но он — Валерий Шаварин — бывший механизатор, человек, который знал каждый камешек в округе, каждую кочку и балочку в степи, быстро погнал её оттуда. Ну никак не мог он даже подумать о том, чтобы продать землю, на которой вырос, которую всю жизнь свою щедро поливал солёным крестьянским потом. Поэтому теперь, когда жена напрямую озвучила эту крамольную мысль, Валерия даже немного передёрнуло.

- Ты чего это? — он совсем уж недобро покосился на супругу.

- А что? — её уже понесло. С азартом и с женской привычкой быстрее говорить, чем думать, Татьяна пустилась в рассуждения. — Сильно мы с неё забогатели? Тонну зерна по осени бросят и всё! А то хоть газ без проблем проведём. Это сколько ж работы с плеч! — она прекрасно знала, что делает, когда поставила ударение именно на последнем своём сказанном предложении.

Шаварин снова глубоко вздохнул. Он представил, что больше не надо будет ехать за дровами, собирать их, потом пилить, таскать всю зиму в дом охапки сосновых, дубовых и берёзовых чурок. А потом каждое утро и вечер ковыряться в печке, выбирая золу. "Бр-р-р! Как же надоело это всё!" И запульсировала, забилась в его мозге нездоровая мысль о продаже земли. И теперь как ни пытался гнать её оттуда Валерий, а ничего не получалось. Какое-то десятое чувство подсказывало ему, что это и есть выход из непростой, почти безнадёжной ситуации, в которой они с женой оказались. И всё же не хотел он, не мог так просто в это поверить. Сопротивляясь с самим собой, в очередной раз глубоко вздохнул Валерий Шаварин, и на выдохе заговорил:

- Да, работы намного поубавится. Но, Таня, это же земля! Представляешь, если все начнут её продавать? А кто покупает? Неизвестно. Может, нам тогда и в степь нельзя будет выйти, раз чужое всё вокруг станет?

- Ладно тебе. Вечно вы мужики драматизируете, начинаете голову ломать. И за всех ты не переживай, а за себя думай. А паи уже много наших продали. И Синецкие, и Глазырины, Федькины, Абросимовы… Ой, да это только те, кого я знаю! Слыхала, как Миша Чекалин говорил, что паи-то могут вообще за бесплатно забрать…

- Ну как так? — робко перебил супругу Валерий.

- Не знаю я "как". А только ты подумай хорошенько, — уже начинала сердиться Татьяна.

- И подумаю! — тоже вскипал хозяин. Но злился он только на самого себя, потому что уже точно знал дальнейшее, ну или почти точно. Хоть один пай, но продать придётся! Ведь без этого денежек на газ взять неоткуда. — Ладно, идём спать, а то дебаты затянулись, кабы утром скотину не проспать.

Валерий поднялся и, не дожидаясь реакции супруги, не спеша направился из кухни в комнату.

Впрочем, Татьяна тоже не заставила себя долго ждать. Тут же пошла вслед за мужем. В уме анализируя интонацию, с которой тот произнёс последнее предложение, умная жена ясно поняла, что вопрос почти решён. Изменить это решение могла только какая-нибудь экстраординарная неожиданность. Ну, например, найденный где-нибудь в сараях глиняный горшок со старинными золотыми червонцами.

Прошла ровно неделя. Экстраординарной неожиданности, естественно, не случилось. А время поджимало…

…И вот уже едут они на своей повидавшей виды "шестёрке" из райцентра, а точнее из офиса агропредприятия домой.

Валерий и так роста явно не гренадёрского, а тут и вовсе будто что-то вжало, вдавило его в сиденье автомобиля. То гневом сверкают, то светятся безысходной покорностью судьбе серые глаза бывшего механизатора. Трудовые руки до того сильно сжимают руль, что аж побелели костяшки пальцев. Только теперь, на обратной дороге к дому, стал постепенно приходить в себя Шаварин. И теперь вспоминал он до мельчайших подробностей, как улыбалась ему девчушка, которой передавал в бухгалтерии агропредприятия свидетельство о праве собственности на землю. Как она же заставляла его расписываться в каких-то бумагах, а потом молча, сосредоточенно отсчитывала проклятые деньги.

Деньги!

Валерий еле отнял руку от руля и ощупал внутренний карман пиджака. Они были там, на месте. Странное дело: нужно было радоваться, а Шаварину почему-то хотелось волком выть. Он интуитивно подозревал, что его в очередной раз обманули, обвели вокруг пальца. И самое удивительное, самое главное и непонятное для него заключалось в том, что всё это было сделано совершенно вроде бы правильно, по закону. И дело было совсем не в цене. Хотя две тысячи за гектар плодородного жирного чернозёма — это совсем мало...

Но не об этом думал Шаварин. А думал он о том, как ловко лишила его жизненная ситуация самого дорогого, что у него было — родной земли. Будто бы кто-то безжалостно и неумолимо поставил его перед ужасным выбором: или умереть где-нибудь в балке в обнимку с сухим поленом; или лишиться земли, но получить за это газ в доме. И он, уже не молодой, не совсем здоровый человек, вынужден был сдаться. И теперь ненавидел себя за это лютой ненавистью. Не только себя — весь мир!

Татьяна, всё время ехавшая молча, увидев, как муж потянулся правой рукой к груди, встревоженно спросила:

- Валер, ты чего?

- Да так, просто, — ответил Шаварин. Ощупав деньги, он тут же оставил их в покое и положил руку на сердце. — Чего-то тяжело здесь.

- Брось, не думай. Мы всего один пай продали. А вот Абросимовы — те сразу два. Теперь и газ проведут, и Манька рассказывала о том, что будут мягкую мебель новую брать…, — наверное, супруга поведала бы Валерию ещё о многом, но он вдруг грубо и бесцеремонно, что случалось крайне редко, оборвал её речь. — Заткнёшься ты сегодня или нет? Вот ненасытная натура! Вы бы с Манькой и мать родную за деньги продали!

- Бешеный, — только и смогла вымолвить Татьяна. Покосившись на мужа и всем видом давая понять, что сильно обиделась, она повернулась к окошку и будто бы внимательно стала разглядывать мелькавшую обочину дороги.

Вечером, в положенное время, Валерий не явился к ужину. Татьяна хоть и дулась на него, но всё ж встревожилась, хозяин всё-таки. Где же он?

Она заглянула в хозяйственный двор:

- Валер? Вале-ер…

Тишина.

Прошла к бане. Там тоже никого не оказалось. Тогда Татьяна устремилась в гараж. Ноги уже стали тяжелеть, дурные предчувствия наводнили душу. За виноградником дорожка резко сворачивала налево, и вот уже дверь гаража. Ещё движение! Татьяна распахнула дверь.

Машина стояла на месте. В углу гаража на стареньком потёртом диване, согнувшись калачиком, спал муж. На улице уже были сумерки, в гараже почти темно, но Татьяна сумела безошибочно различить на стоявшем рядом с диваном столике три бутылки. «Самогонка!» Потом прислушалась. Валерий размеренно и шумно дышал в пьяном сне.

«Слава Богу, хоть живой! Никак за пай переживает? — подумала Татьяна. — Чудак человек. Ведь словно журавль в небе был, а он за него переживает! Ничего, устаканится всё...»

Она прикрыла спящего супруга, лежавшей здесь же, на спинке дивана, потёртой накидкой — ночью всё ж прохладно — и, развернувшись, пошла отдыхать в дом.

Валерий Шаварин далеко не алкоголик. Более того, он спиртным-то никогда особо не баловался, разве что по большим праздникам; ну или после дела серьёзного бывал иногда грешок. А тут разошёлся! Три дня кутил. Из гаража на свет божий почти не выходил. Самогонку по заказу таскали ему соседские мальчишки.

Татьяна же и в мыслях ничего нехорошего не держала, когда думала о том, что всё устаканится. А оно и впрямь дело вон как обернулось. Одна беда — мужик здоровье своё гробит, а другая — хозяйство всё на одних, на её руках держится.

Она и заходить в гараж пробовала, укоряла:

- Валер, может, хватит! Столько дел стоит мёртвым грузом, а ты как бревно валяешься.

Татьяна уходила и, занимаясь хозяйственными вопросами, ещё долго слышала, как в гараже пьяно бормотал Валерий.

После трёхдневной попойки Валерий пролежал в гараже на диване ещё суток двое. Пил только ледяную воду, а иногда и круто заваренный чай, который готовил здесь же, бросая в литровую банку маленький блестящий кипятильник и включая его в розетку. А потом, однажды вечером, Шаварину захотелось кушать. Страсть как захотелось! И он с виноватым видом побрёл в дом.

Ещё несколько дней приходилось трапезничать ему в одиночестве. Татьяна дулась. Всё ж на стол накрывала, но сама удалялась восвояси. Постепенно- постепенно, а всё-таки конфликт, как уже не раз бывало, сошёл на "нет". Жизнь Шавариных вошла в привычное, наполненное тусклым однообразием русло.

Лишь только иногда Валерий с тоской поглядывал в степь, туда, где виднелись редкие обработанные, а большей частью брошенные, зарастающие бурьяном клетки полей…

Газ по деревне всё-таки провели. Шаварины, как и многие другие селяне, заверенные чиновниками в том, что уже ранней осенью голубое топливо помчится по трубам, разломали старенькую печку, установили новый газовый котёл, провели по комнатам трубы отопления и стали ждать подключения.

Комиссии за комиссиями! Проверяющие за проверяющими! Везде строгость невозможная, все вершат ответственейшую работу! Объекты, действительно, сданы в строй в середине осени. Но что-то ещё не хватало! Чего-то не хватало! То ли чьей-то подписи-закорлючки, то ли поставлена она была не там. В общем, чего-то не хватало…

Зима в том году выдалась суровая. Мёрзли люди, не грели их чиновничьи обещания. Попрятались по тёплым кабинетам все, кто их давал.

И всё-таки то, чего не хватало, всё же нашлось. И побежало, полетело, помчалось по трубам голубое топливо, согревая промёрзшие насквозь дома крестьян. И случилось это долгожданное событие немного позже, чем ранней осенью, а если точно, то аккурат в ночь на Крещение, восемнадцатого января!

И слава Богу…

Александр Новиков.

с. Лобойково.